«Ни мир, ни среду
я не изменю»
Владимир Фатеев
Справка:
В первые годы работы театральному художнику Владимиру Фатееву не везло. Трупы, в которые он попадал, распадались одна за другой. Именно в этот момент, говорит Фатеев, и началась живопись.

Стиль работ Фатеева, подчеркивают критики, словно появился в одно мгновение, как есть, цельным, осмысленным. Библейские и мифологические сюжеты на картинах живописца — истории, рассказанные экспрессивным и несколько наивным языком. Видимо, именно поэтому самыми близкими по духу зрителями художник называет детей.

Владимир Афанасьевич оформил больше полусотни спектаклей, а его картины находятся в новосибирских музеях и коллекциях Австралии, Израиля, Польши, США и Японии.

Соседи по мастерским несколько раз говорили: Владимир Фатеев человек непубличный. Если работает, деверь запирает, чтобы не мешали. Стучи – не стучи — все равно не откроет. Потому что всему свое время: и картинам, и театру, и посиделкам за чашкой чая.
Даже внутри двухкомнатной мастерской Фатеева своя система: кабинет слева — театральный, а комната справа (та, что побольше) — для живописи. В маленькой комнате стены плотно увешены фотографиями: живописец и учитель Андрей Поздеев, Борис Борисов, режиссер, с которым вместе начинали в «Старом доме», актеры местных театров, ученики из «художки».
О каждом есть история, длинная, подробная. Особенно долго Фатеев может рассказывать о выпускниках. Кстати, многих можно вычислить по маленькой татуировке — ослик с младенцем Христом на спине, точно как на любимой картине самого Владимира Афанасьевича. Говорит, никогда эту свою работу не продаст. Почему? Да просто очень нравится.
Вообще, все эти вопросы о живописи, стиле, смыслах вызывают у художника смятение. Он быстро перелистывает составленные у стены работы: на, смотри сама, все поймешь…
«Надо вам точки над i расставить. Какие-то вещи в искусстве нельзя загнать в клетку. В словах все плавает, сыпется… В этом же есть своя энергетика, тайна. Вот была история: подарил критику Светлане Коган картину свою, она ее дома повесила рядом с еще двумя работами. Однажды просыпается ночью от странного шума. Встает и видит: моя картина скинула чужие работы, они просто на полу валяются. Не так все просто в этой жизни! В них же энергетика. От плохой картины и заболеть можно»
Видимо, поэтому и мастерская становится местом особым. Здесь можно укрыться от непонятного художнику мира: отгородиться дверью и стенами, погромче включить радио, которое своей болтовней как будто создает еще одну защитную завесу…
«Меня часто спрашивают, почему я ухожу в библейские сюжеты. А я просто не знаю, что рисовать о нынешнем времени! Не то чтобы я от него прятался, просто пока не понимаю, что с ним делать. Поэтому так часто пишу на библейские темы, ухожу в мифологию – они вечные и в тоже время современные. Кому это нужно? В городе не так много людей, которые в живописи разбираются. Но это нормально: 5-7% людей интересуются театром, а изобразительным искусством — еще меньше.

Допустим, ты приобрел пять картин. А зачем тебе больше? Ты ведь в коллекционера превращаешься. А таких людей мало. Как сказала Анна Терешкова (начальник департамента культуры, спорта и молодежной политики мэрии Новосибирска, галерист — ред.): «Пока у нас мальчики еще в машинки не наигрались». Но я бы не драматизировал. У художников не все так плохо. Просто сейчас кризис экономический — людям пока не до искусства.

Другое дело, в какой атмосфере мы существуем. Мне очень нравится сочетание «художники на Советской». К нему так нарицательно не относимся, как раньше. В этом есть что-то теплое. Все равно в той стране было много хорошего. Да, был госзаказ и идеологические рамки, но художники умудрялись обходить правила. При этом Союз давал работу, материалы. А сейчас мы, получается, брошенные.
Помню, как я на пятом курсе прилетел в Новосибирск делать преддипломную работу в «Старом доме». В аэропорту меня встретили на черной волге, отвезли в лучшую гостиницу. Молодым специалистам еще квартиры предлагали. Это же говорит об отношении к художнику? Теперь статус артиста, художника, режиссера упал — нас выкинули из духовной сферы в сферу услуг. Государство не может на нас прибыль сделать. С другой стороны, нет национальной идеи, на которую можно было бы работать.

Мы все это переживаем, чувствуем. Но вот парадокс: художником быть не очень престижно, а конкурс в профильные вузы растет. То ли манят народ чем-то, то ли в художественных школах настраивают, что это дело прибыльное… неприятно, когда люди выучиваются и потом идут продавцами работать.

«А зачем нужны галереи? Они должны брать молодняк, воспитывать, поддерживать. У нас такого нет. Почему? Наверное, город не на том месте поставили»
А как молодому художнику развиваться? Ему ведь в первые пять-семь лет нужно работать, творчески расти, набирать участие в выставках, чтобы в Союз вступить и получить мастерскую. Как? Возьмем Новосибирск — две частные галереи в миллионнике. А, например, в Екатеринбурге — 30 галерей, хотя город меньше нашего. Говорят, у них мэр свою коллекцию собирает, может, от него поддержка исходит…

А зачем нужны галереи? Они должны брать молодняк, воспитывать, поддерживать. У нас такого нет. Почему? Наверное, город не на том месте поставили. Я-то люблю Новосибирск и знаю: кто к нам ни приедет, говорит, что город крутой и художники мощные. Так странно…

Это ведь творческая среда. Для чего она нужна? Мне нравится приходить на выставки, замечать, что другие художники прибегают к изобразительным категориям и средствам, которые мне не свойственны. Меня это раздражает, заряжает, дает импульс к творчеству. Я начинаю пробовать, но не повторяю — сталкиваю другие формы, цвета.

То есть мне постоянно нужен раздражитель, нечто, что для меня не характерно, то, чего я не умею. Но при этом художники не конкуренты. Мы бабки не делаем. И это не марафон, где есть финиш. Мы ведь бежим в разные стороны!

Поэтому и здесь, на Советской, нет братства. Это цеховое единство: мы, как портняжки-сапожники, живем по своим законам. Понимаешь, если творческие люди что-то собой представляют, то они по натуре волки одинокие. Что сделаешь — природа. Приведу пример с Моцартом, который после смерти Глюка только и сказал: «Слава Богу!». Или наш гений Пушкин, который завидовал поэту Веневитинову. Хотя, казалось бы, совсем разные величины. Данность такая.

Ни мир, ни среду я не изменю, конечно. Я просто несу свой чемодан — пытаюсь воспитать своих студентов. Пусть и не все в Новосибирске остаются, уезжают в Москву, в другие места. Хотя и здесь некоторые находят и работу, и поле для творчества. И когда у них что-то получается, я счастлив».
Made on
Tilda